«Ты меня на рассвете разбудишь,
Проводить необутая выйдешь.
Ты меня никогда не забудешь,
Ты меня никогда не увидишь».
У многих жителей постсоветского пространства до сих пор щемит сердце от этих прекрасных слов. Мюзикл в постановке Марка Захарова являет собой великолепное произведение искусства, но абсолютно не придерживается исторической точности.
Образы, созданные Андреем Вознесенским, автором либретто, прекрасны, они затрагивают душу и вводят нас в заблуждение, потому что герои слишком уж отличаются от реальных прототипов и изрядно романизированы.
Резанов — совсем не граф
Литературный дар Вознесенского превратил Николая Петровича Резанова (1764-1807), образ которого блистательно воплотил на сцене «Ленкома» Николай Петрович Караченцов, в графа и командора.
Николай Петрович Караченцов
В реальности Резанов был камергером, но перед кругосветным путешествием (для большего приличия) ему присвоили звание почетного члена Петербургской академии наук. Выгодная женитьба на обеспеченной наследнице подарила Николаю Петровичу не только семейное счастье, но и изрядный капитал. А острый ум позволил быть со знатью России «на короткой ноге».
Андрей Вознесенский и сам признавался, что герои его поэмы «Авось» далеки от реальных личностей. Так он изобразил Резанова добрым и сентиментальным человеком. На самом деле, по воспоминаниям офицеров, которые сопровождали экспедицию, тот отличался невоздержанностью и был отъявленным матершинником.
Ермолай Левенштерн в своей книге мемуаров «Вокруг света с Иваном Крузенштерном» пишет, что самым невинным выражением Николая Петровича было обещание «посадить головой в нужник». Остальные фразы в приличном обществе (к коему относятся читатели нашего блога) лучше не произносить.
Андрей Вознесенский
Анна Сурник, соавтор книги «Командор», пишет, что Резанов с подчиненными был груб и частенько распускал руки:
«…слугу звали Александром, и хозяин его нещадно бил тростью за любую провинность. За то, что встал, например, чуть позже или ночные туфли не так подал. Утро на корабле часто начиналось так: распахивалась каюта, оттуда вылетал слуга, побитый и взъерошенный. Резанов был героем своего времени – человеком жестким и амбициозным, крепостником, одним словом.»
А Лидия Сергеевна Блэк, ведущий специалист по русско-американским связям XVIII–XIX вв., писала, что образ Резанова, как великого государственного деятеля, положившего жизнь на алтарь развития международных отношений — сущий миф. Многолетние исследования документов той первой кругосветной экспедиции доказывают, что человеком он был «нечистым на руку и тщеславным».
И красавцем он не был. К тому времени, как корабли «Юнона» и «Авось» достигли берегов Сан-Франциско (в марте 1806), команда представляла собой жалкое зрелище. Не только обычные моряки, но и офицеры сильно исхудали. У самого Резанова была цинга, он сильно облысел, хромал и мучился от какой-то небывалой сыпи по всему телу.
Романтическая история Резанова и Кончиты
Если судить по письмам Николая Петровича, то ни о каких особо нежных чувствах речи не шло. Сошедший на берег Резанов, которому было больше сорока лет, вряд ли произвел впечатление на пятнадцатилетнюю красавицу-испанку. Собеседником он был завидным, и это правда. Да только русского языка Кончита не знала, а на испанском Николай Петрович знал от силы пару фраз.
В своем письме графу Румянцеву, который был министром коммерции, Резанов отчитывался о бедственном положении экспедиции. И о том, каким щекотливым манером ему удалось получить продовольствие:
«Ежедневно куртизуя гишпанскую красавицу, приметил я предприимчивый характер ее, честолюбие неограниченное, которое при 15-летнем возрасте делало отчизну ее неприятною. Я нечувствительно поселил в ней нетерпеливость и получил согласие. (из письма графу Румянцеву, 1806 г.)»
Николай Петрович хвалился графу, что теперь действует на правах родственника коменданта форта в Сан-Франциско. Дела кампании пошли на лад. В другом письме на родину Резанов заметил, что «Кончита прелестна, мила, как ангел, но ей нет места в сердце моем».
Любвеобильность Резанова была известна товарищам по экспедиции. Все знали, что камергер часто на берегу пользуется услугами женщин легкого поведения.
Старший офицер Макар Ратманов в своем дневнике подробно описал очередной скандал, связанный с послом и местными профурсетками. Резанова, которому из-за репутации было отказано во многих приличных домах, обокрали сутенеры, которые ежедневно поставляли ему падших барышень.
Кончите же эта связь открывала блестящие перспективы. По крайней мере со слов Резанова, который «заливался соловьем» перед юной красавицей и обещал ей в России жизнь при дворе и златые горы. Конечно, девушку привлекала возможность покинуть захудалый форт и уехать вслед за мужем в столицу Российской империи.
Резанов и Кончита
Но! Если документы сохранили для нас мысли и чувства Резанова, о том, что двигало Кончитой, мы можем только догадываться. Могла ли она полюбить Николая Петровича? Вполне. Ведь в той тьмутаракани, в которой появилась русская экспедиция, видных мужчин по пальцам можно было перечесть. Всё же колониальная глушь.
А Резанов имел самый высокий статус и флер богатого, щедрого путешественника с временными трудностями. Немудрено, что интерес неискушенной девицы мог перерасти в искреннюю любовь.
История о многолетнем ожидании возлюбленного и обете безбрачия испанской красавицы — тоже миф.
Про смерть Резанова от простуды Кончита узнала не спустя три десятка лет, а примерно через два года. Граф Румянцев сообщил эту печальную новость Александру Андреевичу Баранову, который с 1790 года был в должности правителя российских колоний в Америке. Тот рассказал все отцу Кончиты.
Девица, конечно, расстроилась, но не сильно. Замуж она так и не вышла, все-таки в форте Сан-Франциско было не так уж и много достойных женихов. О ее дальнейшей судьбе мало что известно. Кончита прожила долгую жизнь и ушла в монастырь, когда ей исполнилось уже 60 лет.
И все равно — история русского путешественника и испанки чудесна. Несмотря на все исторические неточности и фантазии авторов, опера «Юнона и Авось» — это гимн бессмертию любви.
Комментариев (0)